Как кинокритик, выросший в оживленном городе Атланте в 70-е годы, я могу с уверенностью сказать, что «Ночь боя: Ограбление на миллион долларов» — это захватывающее и достоверное изображение трансформации моего родного города из прошлого Джима Кроу в « Черная Мекка». Этот мини-сериал, основанный на реальных событиях, связанных с историческим возвращением Мохаммеда Али, предлагает захватывающее сочетание драмы, действия и интриги, которое будет держать зрителей прикованными к экранам.
Присоединяйся к каналу CryptoMoon! Самые свежие и актуальные новости мира криптовалют ждут тебя! Не упусти шанс быть в курсе всех трендов и инсайдов. 👇
CryptoMoon Telegram
Во многих фильмах и документальных фильмах рассказывается о легендарном возвращении Мохаммеда Али в бокс в 1970 году, бое, который произошел через три года после того, как он потерял титул чемпиона в супертяжелом весе из-за своего решения не идти в армию во время войны во Вьетнаме.
Однако «Ночь боя: Ограбление на миллион долларов», новейшая постановка, напоминающая об этом историческом вечере, концентрируется на важном событии, произошедшем за пределами боксерской арены.
В этом восьмисерийном сериале о Пикоке основное внимание уделяется шокирующему вооруженному ограблению, происходящему всего в нескольких милях от переполненного зала Атланты. На эксклюзивной вечеринке, на которой присутствовали влиятельные деятели мафии, преступники совершили нападение и украли более 1 миллиона долларов наличными и ценностями. Продюсеры утверждают, что этот инцидент сыграл решающую роль в превращении Атланты из наследия Джима Кроу в шумный центр процветания чернокожих, за что он получил прозвище «Черная Мекка».
Дебютировавший в этот четверг, «Fight Night» вдохновлен одноименным подкастом о реальных преступлениях iHeart 2020 года и может похвастаться звездным актерским составом, в том числе Сэмюэлем Л. Джексоном, Тараджи П. Хенсон, Терренсом Ховардом, Доном Чидлом и Кевином Хартом.
Зрителей могут привлечь известные актеры и убедительная игра Харта в роли Гордона «Человека-Цыпленка» Уильямса, быстрого на язык мошенника. Тем не менее, что отличает этот проект, так это его уникальная эстетика, вдохновленная 70-ми годами, объединяющая ее со смелым подходом таких фильмов о черной эксплуатации, как «Шафт» и «Суперфлай». В саундтреке использованы классические мелодии в стиле R&B, такие как «Am I Black Enough For You?» Билли Пола? и «Papa Was a Rolling Stone» группы Temptations. Более того, многие динамичные сцены представлены на экране сразу с нескольких ракурсов.
Крейг Брюэр, снявший четыре эпизода, включая первый, выразил свое постоянное восхищение смелой эстетикой этих фильмов, характеризующихся грубыми темами, яркой музыкой и модой. По его словам, «все дело в людях, которые отчаянно ищут то, чего они желают и в чем они нуждаются».
Шэй Огбонна, вдохновитель сериала, берет на себя роль шоураннера и пишет сценарии для нескольких эпизодов. «Мы создали что-то уникальное и свежее с точки зрения повествования», — заявил он.
Огбонна обнаружил, что у него есть глубокая мотивация точно изобразить подлинное значение и влияние той конкретной ночи на афроамериканское сообщество Атланты.
В интервью Zoom он заявил, что этот вопрос имеет особое значение как для него, так и для Крейга. Будучи уроженцем города и сформированным сообществом, он чувствует большую ответственность за темы и концепции, которые они исследуют. Он считает, что этот проект станет важным начинанием для чернокожего сообщества, имеющим значительные ресурсы. Для него крайне важно, чтобы повествование было передано правдиво и точно, поскольку такая возможность выпадает нечасто.
Ключевой фигурой в этой истории является Человек-Цыпленок, амбициозный мечтатель, который использует то, что он воспринимает как шанс изменить жизнь, со всем волнением, ведущим к бою Али против Джерри Карри. Узнав, что криминальный авторитет Нью-Йорка Фрэнк Мотин (Джексон) и другие влиятельные гангстеры будут на матче в Атланте, он организует экстравагантную вечеринку, надеясь, что она укрепит его репутацию влиятельного игрока.
«По сути, эта история о городе, который начинает принимать свою культуру», — сказал Брюэр. «Мы видим этот процесс через характер Человека-Цыпленка, который имеет дело с гангстерами из Нью-Йорка и Чикаго, которые смотрят на него свысока и какие у него это чувства».
В случае, если собрание превращается в место преступления, он оказывается прямо напротив старого врага — полицейского детектива Джей Ди Хадсона (Чидл), которому поручено охранять Али и который теперь должен расследовать ограбление.
Ранее незнакомый Огбонна (Огбонна из сериала «Чи» на канале Showtime и Брюэр, известные как режиссеры «Hustle & Flow» с 2005 года и «Меня зовут Долемайт» с Эдди Мерфи, никогда не сотрудничали. Однако, когда они объединились, они нашли общую страсть в «Ночи боев».
Огбонна заявил: «У нас схожие вкусы», имея в виду их общую оценку фильмов 70-х и жанра «черная эксплуатация». Это влияние помогло сформировать изысканный стиль фильма, к которому они стремились при создании этого аутентичного повествования о черных. Это тот визуальный стиль, к которому они стремились.
На творческую деятельность Брюэра также повлияли фильмы известного режиссера Нормана Джуисона, человека, который скончался в январе и чьи постановки часто затрагивали социальные и политические проблемы.
«Брюэрвер упомянул, что он глубоко углубился в изучение своих фильмов, особенно последней сцены в «Иисусе Христе-суперзвезде». Он указал на знаковый момент 70-х годов, наполненный афро и характерными прическами, такими как афро и мода. Сцена была украшена афро и модой, демонстрируя стиль, «модные тенденции эпохи 70-х», с намеком на конкретность. отметить—-выдающееся освещение, которое бы поразительно напоминало битву с кульминацией’, — сказал, отметив взгляд. Он заявил, что отлично смотрится на сцене боя с Али».
Другой источник творчества проистекает из 1968 года (в 1965 году, 1960-х годов «Дела Томаса Крауна», метода использования «Дела Томаса Крауна», фильма под названием «Дело Томаса Крауна» (фильм под названием «Дело Томаса Крауна», одного из метода 19 разделенных экранов, который использовался в «Дело Томаса Крауна»;
Как киноэнтузиаст и любитель кино, я, как и я, любитель кино в стиле 940-х годов, предположил, что многоэкранная установка часто используется такими режиссерами, как Квентин Тарантино, особенно Квентин Тарантино, например Кверти, для своей функции повествования. Этот метод использовался многими в стиле 70-х годов для повествования сказки. Как я это вижу. Примечательно, что такой подход оказался не просто трюком, но и фантастическим приемом повествования. Ссылаясь на что-то, можно было ссылаться на что-то и рассматривать это под разными углами. Используя режиссеров, вдохновленных 70-ми годами, таких как Тарантино, для функции повествования. Этот метод использован в творчестве Тарантино. Проще говоря, эта техника съемок — это то, что Тарантино и другие, предпочитающие направленный подход 70-х годов, использовать в подарке, который, как и подарки, сделали, имеет замечательную функцию повествования. Используя несколько ракурсов, я нашел в современном кино, где обнаружил, что зрители могут оценить искусство игры Тарантна. Как киноэнтузиаст в артхаусе.
Как киноэнтузиаст, я мог бы в духе 90-х годов найти Джексона, жившего в Атланте во время боя в Атланте, и жившего в Атланте во время боя. Вовлек меня как киноэнтузиаста, я изобразил с точностью, что способствовало точному и достоверному изображению той эпохи.
«По словам Сэма, у него хорошие связи в залпе, особенно в Атланте, это, как говорят, было похоже на то, чтобы иметь самого себя — быть похожим на использование кого-то, иметь исторический характер, это было все равно, что жениться, чтобы уйти в углу у Цыпленка, много центральных на земле, вокруг церкви, вокруг церкви, церкви, церкви, церкви, церкви Ат-вокруг-соответствующий точно историческому, с точки зрения историка, набор был подобен его набору. был в Атланте, где Куриный Тартар ожидал от церкви за углом от того места, где находится Чикмэн, угол Сэма от церкви за углом от того места, где была вечеринка Чикен Чикен Человека.
Огбонна прямо выразил свою огромную гордость, гордясь комплиментом, который он, лже, ‘xxtofityally bona, он,ион_он,огон,огон, heveringeneraiden,огонексор,огон.огон.огон,огон былонидогонидонидогонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонид онидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонид онидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидони донидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидони донидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидони донидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидон идонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонид онидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидон идонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонид онидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидони донидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидон идонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидони донидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидонидион edationonidonidonidonidonidonidonidionedationonidionedationonidonidionedationonidonidonidionedationonidionedationonidonidionedationedationedationonidonidionedationedationonidioned=ationedationonidionedioned
isuid isuidire isuidureudid =uridueruduiduriduridurdureiduriduriduriduridureuduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduruduriduriduridureidireidireidureidireidureidureidireidineuiduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduridurideireudieristtes toieureidueridiriedbidureiduidireidireidireidireidureiduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduriduridura’s» classuriduriduridemiruduradiruduranime to the firstname»
Смотрите также
- Объяснение концовки Аноры
- Поклонники Victoria’s Secret Fashion Show 2024 раскритиковали «самое скучное шоу всех времен» после возвращения
- Люси умирает в фильме? Люси Шиммерс и объяснение концовки «Принца мира»
- Новое шоу Кейтлин Олсон на канале ABC опровергает ее роль в Филадельфии «Всегда солнечно»
- Лиам Пейн поделился последней фотографией с Кейт Кэссиди перед смертью
- Объяснение концовки «Платформы 2»: что происходит с Перемпуаном?
- Кейт Мосс и дочь Лила Мосс на показе мод Victoria’s Secret
- Краткое содержание 7-й серии «Гротесквери»: объяснение этого огромного поворота Лоис и 6 других откровений
- Душераздирающие последние слова Лиама Пейна о сыне Беаре перед шоковой смертью в возрасте 31 года
- Телевизионная икона девяностых, 56 лет, выглядит стильно, когда выходит на показ в Сиднее… но знаете ли ВЫ, кто это?
2024-09-04 13:34